Бак боролся со жгучим желанием вскочить и покончить с ней. Немедленно, здесь и сейчас. Он бы стиснул руками эту дряблую шею, и его бы от нее уже никогда не оторвали. Жемчужины вошли бы в ее плоть. Навечно. Дрожа, он позвал официантку и заказал двойной бурбон. Выпил залпом, не отрывая глаз от старухи и ее внучки. В прошлом, до психушки, он брал женщин как хотел и когда хотел. Тонкие, хрупкие, они были для него всего лишь предметами потребления, причем одноразовыми. Обычно он ломал их с ледяным спокойствием. Так что произошло сейчас?
В лице Элли Бак пытался угадать черты своего отца. Их отца. Он вспоминал, каким был двадцати с лишним лет назад. Энергичным, живым. Может быть, поэтому такое волнение? Или причина кроется в ее светящейся коже, золоте волос, лазури глаз?
Он заказал еще один бурбон, напряженно наблюдая, как Элли пьет шампанское, откусывает кусочек торта. Она что-то сказала (Бак не расслышал), ласково коснулась руки бабушки и протянула подарок — перевязанную ленточкой коробку. Лицо старой леди прояснилось. В коробке оказался кремовый велюровый халат.
— Очень красиво, хотя несколько экстравагантно. — Мисс Лотти улыбнулась. — Ты меня балуешь, Элли.
— Просто мы поменялись местами, ба. Сначала ты баловала меня, теперь пришла моя очередь. — Элли поцеловала бабушку, и они, негромко беседуя, принялись за чай.
Когда Мисс Лотти наконец поднялась, чтобы уйти, ее взгляд снова задержался на Баке. Она слегка нахмурилась, но, так ничего и не вспомнив, взяла Элли под руку и медленно прошествовала мимо него. При выходе из зала Мисс Лотти поблагодарила лично каждого за внимание. Все улыбались, у некоторых, кто знал ее очень давно, на глазах выступили слезы.
Бак смотрел ей в спину, прямую, как у солдата на плацу, и думал, что управляющий прав. Лотти Парриш действительно одна из самых главных достопримечательностей Монтесито. Но пребывать в этом качестве ей осталось недолго.
Он скорректировал план. Старуха, разумеется, должна умереть. Но появилась Элли Парриш-Дювен. Она будет принадлежать ему. Рано или поздно, но будет.
Глава 16
«Весна, — мрачно размышлял Дэн, — время, когда „голова мужчины становится легкой от любовных мечтаний“. Откуда эта строчка? Из Теннисона? В любом случае верно подмечено».
Однако у него голова была скорее тяжелой, и не от любовных мечтаний, а от мыслей, как спасти винодельню «Быстрый конь».
Он объезжал верхом свои сорок акров. Остановившись на вершине холма, откуда были видны все его угодья, он поискал глазами Панчо. Наверно, ленивый пес улизнул в конюшню. Нещадно палило солнце. Дэн слез с лошади, снял футболку и напился из фляжки.
В ясном голубом небе парил коршун, по дну канавы прошмыгнули два кролика. «Их светлые хвостики, — подумал Дэн, — отличная мишень для коршуна. Везде кто-то за кем-то охотится. Везде есть хищники и жертвы, на ранчо ли, в каменных дебрях Нью-Йорка».
Дэн потрогал шрам на груди и вспомнил Пятовски. «Боже, как скучно без привычной работы! Интересно, как там у них? Ближе к вечеру надо будет позвонить, узнать, как идет расследование убийства. Скорее всего дело уже закрыли».
Зазвонил сотовый телефон. Дэн выудил его из заднего кармана джинсов «Ливайс».
— Как поживаете, фермер? — Дэн улыбнулся:
— Ты прямо телепат, Пятовски. Я только что подумал о тебе.
— Отвечай на вопрос, Кэссиди. Как дела?
— Прекрасно. Для кота в мешке очень даже неплохо. Пятовски громко свистнул, прямо в трубку.
— Ты хочешь сказать, я был прав?
— Именно это я и хочу сказать. Да, ты был прав. В данный момент я стою под чудным калифорнийским солнцем и любуюсь своим высохшим виноградником. Можешь не сомневаться, ни одной здоровой лозы. Наверное, придется вырубить все и посадить заново.
— Это будет стоить денег, а?
— Верно. Но зато здесь красиво. Если бы ты видел конюшню — ну просто загляденье. Как будто из старой Испании. У меня уже для тебя есть лошадь. — Дэн бросил взгляд на кобылу, которая била копытом землю. — Приезжай, в одно мгновение превратишься в ковбоя, Пятовски.
— Я ездил на «харлее», говорят, он похож на коня, но менее опасен.
Дэн рассмеялся.
— Слушай, — продолжил Пятовски, — старый негодяй, я скучаю по тебе, особенно на дежурстве. В конце месяца Анджела с детьми собирается к своей маме в Мэн, так что, возможно, я выберусь, посмотрю на твоего кота в мешке. Сможешь меня использовать. На вспашке или севе. Подумай.
Дэн представил улыбку на лице друга.
— Конечно, обязательно подумаю. Приезжай, я к тому времени наверняка починю дом.
— Так он тоже нуждается в ремонте? — Пятовски зашелся смехом. — Я придумал для твоего ранчо эмблему. Крупный кот в прыжке, весь облеплен долларами.
— Спасибо, дружище. Я тоже очень скучаю по тебе.
— Я позвоню, когда меня ждать. А теперь серьезно. У тебя действительно все в порядке?
— Абсолютно. Уверен, тебе здесь понравится. Это ранчо — необработанный алмаз.
— Да? Здорово.
— Большой привет Анджеле.
— Передам. Береги себя на Диком Западе. Кстати, помнишь проститутку, которую подонок сжег на Таймс-сквер?
Так вот, нам так и не удалось выяснить, кто это сделал. Из тюрем никого с подобным профилем в последнее время вроде бы не выпускали. Ну, пока.
Телефон отключился, и снова наступила тишина. Некоторое время Дэн стоял улыбаясь, поглядывая вокруг. Нет, на неприветливые нью-йоркские улицы он такую красоту не променяет и за миллион баксов.
Дэн легко вспрыгнул в седло. Гнедую кобылу (крупную, высотой метр семьдесят, девяти лет от роду) он купил сегодня утром на конной ферме рядом с Лос-Оливос. Кобыла негромко заржала, встряхнула гривой и беспокойно замахала хвостом.
— Ладно, ладно, Хани, поехали, — сказал он. Кобыла вскинула голову и загарцевала, проверяя седока.
Дэн укоротил поводья и крепко сжал ей ногами бока.
— Давай договоримся, дорогая. Я хозяин, ты лошадь. Я еду на тебе, ты подчиняешься. Поняла?
Хани покорно припустила рысью. Дэн с облегчением вздохнул. Вначале развалившийся дом и высохший виноградник, затем Панчо, настоящий хулиган и ворюга, теперь лошадь, готовая выбросить из седла, стоит только зазеваться. Плюс на прошлой неделе он дал объявление об управляющем и до сих пор ни ответа ни привета. М-да, фермер из него пока не получается. Никак.
Панчо разлегся во дворе рядом с конюшней. Он поприветствовал хозяина взмахом пушистого хвоста и снова предался дремоте. Дэн посмотрел на сияющую от солнца черепичную крышу, на петунии в массивных керамических горшках, на старый фонтан (струя была уже довольно приличная, благодаря новому насосу) и подумал, что ранчо похоже на фотографии, в которые он влюбился. Несмотря на все свои изъяны.
Дэн спешился, завел Хани в стойло, расседлал, дал воды и овса и зашел в денник по соседству. Красавицу Аполлину он приобрел исключительно за экстерьер. Серая в яблоках, с палевыми гривой и хвостом, она была молодая, всего лишь трехлетка. Его также подкупили ее живость и легкий нрав.
— Как дела, детка?
Аполлина обнюхала его руку, и он достал из кармана морковку. Лошадь взяла угощение с ладони и начала громко хрумкать.
— Хорошая девочка, — сказал Дэн. — Не то что Хани. С Хани держи ухо востро. Ее надо ремнем приучать к цивилизованному поведению.
Дэн вспомнил слова Элли, когда та ударила ногой по шине джипа: «Как тебе не стыдно, скотина!» Он улыбнулся. «Конечно, Элли немного эксцентричная, но очень мила. Нет-нет, — быстро поправился он, — не мила, а…» Он попробовал найти более точный эпитет и не смог, хотя слово «красивая» на ум приходило. Впрочем, к чему скрывать, она ему нравилась, и он с радостью предвкушал встречу сегодня вечером.
Дэн вытер футболкой со спины пот и вошел в помещение для упряжи, где устроил кабинет. Вытащил из небольшого холодильника бутылку с диетической колой, сделал крупный глоток, убрал бутылку на место и покинул конюшню. Сидя во дворе на скамейке и устало глядя на ботинки, он размышлял, за что бы приняться. Неожиданно Панчо вскочил и залился свирепым лаем. Во двор галопом влетел человек на пегой кобыле.